— Отдай мешок, дурак! — завопил от руля и капитан. — Отдай, я тебе другой куплю!
— Тогда у меня два будет! Пусти пряники, побирушка! Работу найди, на диету сядь!
Тролль приложил усилие, Бинго тоже не оплошал, и в итоге могучая троллиная грабля утянулась в темень, уволакивая лопнувший по шву мешок, а неудержимо посыпавшиеся пряники щедро усыпали палубу.
— Да ты совсем с ума спятил! — Торгрим метнулся к шлепнувшемуся среди пряников Бингхаму и от души его вздернул за воротник. — Всех под монастырь подведешь!
— У тебя свои принципы, у меня свои! — Бинго возмущенно отпихнулся. — Я не веду дел с гномами, не делюсь пряниками и не играю на балалайке… последним готов поступиться, не по своей воле такой рестрикт заимел.
У Бингхама была наготове душещипательная история о том, как его попытки развить музыкальное дарование были сурово притиснуты в целях национальной безопасности, но рассказать ее он не успел. Корабль неспешно проволокся под мостом, едва не зацепившись мачтой, и капитан успел даже перевести дух, когда обиженный в лучших чувствах тролль вылетел из-под моста и длинным прыжком настиг уходящий тендер. Огромная туша тяжело приземлилась на корму, с сухим хрустом проломила палубу и заставила взлететь все, что к ней не было привязано, включая лошадей. Торгрим в полете успел, по своему обыкновению, съездить Бинго первым, что пришлось под руку — пряником. Бинго же успел извернуться и этот пряник цапнуть зубами. Когда пришло время падать, дварф опытно приземлился на ноги, а гоблин не преминул угодить точно в бочку, из которой уже торчал его меч, и в ней застрять по пояс. Тролль же неспешно выдрался из пролома в палубе, небрежным взмахом лапы смел капитана с руля и выдвинулся к центру палубы, поскрипывая когтями длиной в руку.
Бинго, как уже сказано, немало повидал троллей, но такой громадины ему доселе не попадалось. Даже не разогнувшись в полный рост, повелитель моста возвышался над рослым гоблином на добрых две головы, а в плечах был шире раза в три, отчего походил скорее на гору, обросшую седым лишаем с подножия до вершины. Корявая троллиная морда, словно покрытая толстенной корой, никаких эмоций не отражала, а глаз и видно не было из-под вспученных надбровных дуг, но что-то такое было в неспешной поступи колосса, что заставило матросов, не задерживаясь, посыпаться за борт. Не успел хозяйственный дварф и ахнуть, как за ними последовали обе обозные коняшки; только преисполненный воинской доблести Рансер остался стоять как вкопанный, а пони метнулся в одну сторону, в другую, скакнул на борт, но одолеть его так и не сумел и панически заржал в уголочке.
— Вот чудо чудное, теперь мы и команду потеряли, — простонал Торгрим. — Куда хоть это страшилище бить, чтоб наповал? О такую башку топор не поломать бы.
— Да погоди ты бить. — Бинго подергался, застряв в бочке, но на морду тролля смотрел неотрывно, словно вспоминая что-то. — Эй, ты! Что-то знакома мне твоя рожа! Ты, часом, не родственник Угышыхыбубуху?
Свершилось, как обычно в Бингхамовом присутствии, невероятное — тролль остановился, и стригущие его движения когтями чуть замедлились.
— Соображай скорее, старина, у нас дела срочные, — раздраженно потребовал Бинго, оперся руками о края бочки и, от них отжавшись, высвободил ноги. — Очень у тебя уши знакомые, прямо как у него.
— Пятиюродный… внук… — Таким голосом могла бы шелестеть, к примеру, дубовая роща, или из тенистой расщелины в горном кряже он мог бы доноситься, до икотки пугая ко всему привычных скалолазных охотников.
— Ты ему или он тебе?
— Какая тебе разница? — прошипел Торгрим, лихорадочно соображая, не делает ли семейное знакомство Бингхама с троллем союзниками, потому что если делает, то лучше будет удержаться от очередной порции поучительных побоев.
— Терпение, только терпение.
— Он… мне…
— Ага. Пятиюродный внук… тогда ты, выходит… — Бинго растопырил пальцы и принялся их загибать. — Двое сбоку, луна в средней фазе, мешок песка и семеро неспящих… стало быть, ты Гультапранидоспонд?
Тролль остановился совсем, завалил голову на плечо и уставился на знатока генеалогии, ни единым мускулом не выдавая чувств, но Торгрима уже и то впечатлило донельзя, что эту громаду удалось притормозить без применения стенобитных орудий.
— Нет… он… мой… брат…
— Старший или младший?
— На… меня… смотри… как… думаешь…
— Я никак не думаю, у меня дварф для этого. Твое мнение, борода?
— По мне, так он всему миру дедушка.
— Да, но что это значит?
— Что он старший, дубина.
— Ну, допустим. Как тогда его зовут?
— Я-то откуда знаю?! Единственный тролль, которого я доселе встречал, околачивал ульи на пасеке, а потом от пчел в лес бегал, причитая по-свойски, да и тот не представился.
— От пчел бегает Гых, сын Уйи и Барматрухочипугрофеля.
— Зачем?.. — стылым туманом дохнул древний тролль.
— Забавляется так. Он дурной уродился, еще и мяту нюхал. Но ладно, не о нем речь, а кто там старший брат у этого… не-не, погоди, постой, ты что же — легендарный Ы-уа?!
На сей раз даже резная троллиная морда слегка дрогнула.
— Знаешь… меня…
— Да кто ж тебя не знает! — Бинго заломил колпак на затылок, словно бы в растерянности. — Вот только никак не ожидал тебя тут встретить, да еще при таких делах — пряники рвать из рук у корабельщиков.
— На… себя… гляди…
— Вот именно, — поддержал тролля Торгрим и секирой о палубу бухнул. — У старика хоть седина на ушах висит, ему это вроде заслуженной пенсии, а ты, жлоб, по какому праву на чужие пряники лапу налагаешь?!