Поход клюнутого - Страница 104

104

— Не нужно его бить. Тролль там живет, сколько я хожу по реке, и каждый раз малым откупом дело обходится. Но рассказывают, что иной раз то ли откуп ему не тот дают, то ли какая блоха его кусает, приходит в невероятную ярость, и тут уж счастье тому, кто хорошо подготовился.

— Не вижу в том никакого счастья, даже если год на подготовку отпустите. Можно мне добавочки? Кашка у вас пресновата, но лучше скверная каша, чем добрые тумаки.

— Не набивай пузо, — строго упредил Торгрим и отобрал у гоблина миску. — Когда бой на носу, брюхо отягощать отнюдь не следует. Вот минуем тролля… Кого я дурю? Капитану-то позволительно надеяться, все же тридцать лет опыта. Но мы ж знаем, что на тебя не только тролль, но и сам мост обвалится.

— Не на меня, а на тебя. — Бинго проводил миску взглядом побитой собаки. — Потому и надо сожрать всю кашу без остатка, что никакого послетроллия уже запросто может не быть.

— Ты глас-то понизь, не пугай народ.

— Пуганые живут дольше.

— А вон меж тем и мост! — прикрикнул с мостика капитан. — По местам стоять! Палубу очистить, мешок на середину, а вы, герои, снаряжайтесь шустрее. Резких движений не делать, ртов никому не открывать и вообще не вступать с троллем ни в какое общение.

— А общение-то чем вредно? — возмутился Бинго. — Сиди ты под мостом век за веком, неужели не хотел бы хоть иногда узнавать новости?

— Плевать мне, чего это чудище хочет, — подношение ему выставим, и довольно с него. А вот чего я не хочу ни в каком виде, так это чтоб он мне тут сел посреди палубы и начал разговоры разговаривать.

— Сам подумай, плохо ли? Я вот слыхал, что сыны Рего, известные мореходы, на своих баркентинах держат всякую живность — кошек, попугаев и малых бабизян. Вроде как потешают они, а случись голод — и сожрать можно. Тут же целый тролль! Да тебя с ним, хоть сто лет проживи, никто на абордаж прихватить не посмеет.

— Меня на Серебрянке и так никто не прихватывает, а в открытое море выходить я и сам остерегусь, хоть с троллем, хоть с самим Стремгодом на борту.

— Надевай доспех! — напомнил Торгрим и пихнул гоблину в руки его панцирь. — Случись что, биться нам с тобой, на матросню надежды мало.

— Может, проще сразу на берег списаться? Пусть без нас пройдут, а мы потом опять погрузимся.

— Так оно, может статься, и было бы надежнее. Но капитану я уже обещал, что подопрем, да и что же, при каждой перемене ветра так дергаться? Брось уже дрожать, опасность надо встречать спокойно и во всеоружии.

— Опасность встречать вообще не следует. Она не Новый год и не любимая тетушка.

Мост тем временем приближался — старинный, полуобваленный, заросший ползучей зеленью по всей длине. В медленно наваливающихся сумерках разглядеть его в подробностях было сложно, но торчащие тут и там обломки настила и покосившиеся несущие бревна и сквозной десятифутовый пролом по самой середке ясно давали понять, что по прямому назначению мост давно не использовался. Да и как бы иначе парусные корабли проходили?

— Чего держат тогда? — пробурчал раздраженно Торгрим, влезая в подлатанную прузенскими умельцами кольчугу. — Толку с него никакого, еще и нечисть всякая селится, — неужели так трудно поджечь, чтоб глаза не мозолил?

— В самом деле! Давай я подожгу. — Бинго заозирался в поисках подходящей зажигательной снасти.

— Нет уж, ты сиди. Не твоего ума забота. Я еще не забыл, как ты мне прикурить дал, а потом всю ночь город тушили.

— Вот потому до сих пор и не сожгли, что у каждого есть личный дварф-советчик. Только у всех внутренний, у одного меня наружный, поскольку в мой богатый внутренний мир не вписывается.

Торгрим досадливо одернул кольчугу и помог гоблину затянуть пряжки на панцире. Матросы, бегающие по палубе, выволокли на середину мешок размером с самого дварфа, распустили завязки и разбежались по кораблику, постаравшись сделаться незаметными; только капитан на руле остался недвижим, хоть лицо его и застыло жесткой доспешной личиной. Корабль со спущенным парусом уверенно шел по центру реки, чтобы вписаться мачтой в пролом моста, но всякий неосторожный жест на руле — и придется становиться на починку, а рядом с троллиными угодьями это может оказаться тем еще приключением.

— Теперь заткнись, — на всякий случай предупредил дварф Бингхама.

— А если вдруг идея какая? Им бы это… пора уже начаться к таким-то годам.

— Прибереги для мемуаров. Тсс!

Торгрим вытянул из-за спины секиру и застыл на полусогнутых, привалившись боком к горе ящиков. Бинго по соседству тоже постарался было замереть, но продержался всего пару секунд, потом начал принюхиваться, завертел башкой и наконец нацелился носом на жертвенный мешок. Какое-то время он с собой еще боролся, но когда нос тендера нырнул в густую тень под мостом, гоблин сорвался с нарезки и крадущимся шагом, проволакивая каблуки по доскам, чтобы ими только не цокать, направился к мешку. Дварф слишком поздно заметил этот выход, исступленно закатил глаза и шагнул было следом, но тут как раз началось.

Откуда-то сверху, из непроглядной тьмы под настилом, бесшумно развернулась огромная когтистая лапа, безошибочно нацелившись подцепить когтем подношение. Бинго же, не будь плох, в мешок со всей дури вцепился, как клещ, запустил туда рожу и вгрызся, распространяя насыщенный запах имбиря и ванили.

— Ты чего?! — взвыл Торгрим в отчаянии.

— Пряники же! — прочавкал Бинго и, отпустив одной рукой мешок, отпихнул ею троллиную лапу, силящуюся утащить под настил добычу вкупе с нежданным довеском. — Есть предел моему терпению! Не отдам целый мешок пряников вражескому чучелу!

104