Поход клюнутого - Страница 76


К оглавлению

76

— Это что ж ты ему такое заказал?

— Латную перчатку. Такую видал у одного железнобокого, внес кое-какие поправки, чтоб точнее отражала внутреннее все.

— А что в ней такого ужасного?

— Занги его знает, чего он такой нервный. Может, били его такими перчатками. Мне чего? Как говорил тот, в чьей шляпе ты щеголяешь, легко пришло, легко уходит, а герб — он надолго останется, вот как татуировка.

Бинго задрал оплечье и продемонстрировал своего дракона — в сумерках, правда, видно было неважно, а освещены прузенские улицы были очень фрагментарно, но дварф разглядел и даже присвистнул с уважением, оценив мастерскую работу.

— Что сие значит?

— Дракона победил.

— Что, вот ты? Насмешил до смерти?

— Нет, почему же — упупил физически.

Торгрим остановился как вкопанный.

— Слушай, ты не завирайся. Я драконов видал, мы на одного как-то всем кланом ходили, страсть сколько народу полегло, прежде чем наши катапульты его одолели! Одному против дракона делать нечего!

— А я вот одолел, и ничего.

— Мечом-кладенцом?

— Каменюкой.

— Скалу на него уронил?

— Да нет, нормальный такой булыжник, с твою вот голову. Поднял, бросил, вся недолга.

— Да что ж ты врешь-то?! Дракон от такого и не почешется!

— Мой и не чесался, просто умер.

— Уже при смерти, что ли, был?!

— Мне показался вполне здоровым. — Бинго сокрушенно вздохнул. — Почему тебе во все нос сунуть надо? Не можешь просто поверить?

— В такое — не могу! Я дракона видел вот как тебя, у него когти в толщину больше были, чем я в высоту, мы в него бревнами из тридцати катапульт стреляли, яда извели дюжину бочек!

— А все потому, что правильного момента выбрать не умеете. Не хочешь — не верь, тогда я и про то, как однажды залез в гарем дэмальского шейха, не стану рассказывать.

Бинго гордо задрал нос и ускорил шаг, так что Торгриму пришлось его догонять почти что бегом.

— Про гарем и про то, каким знаком тебя там пометили, мне и впрямь ни к чему, а про дракона — у меня интерес профессиональный! Не верить тебе повода не имею, туповат ты, чтобы складно врать. Но как, как же можно убить дракона обычным камнем?! У него что, есть какое-то слабое место, о котором сотни поколений драконоборствующих дварфов не ведают?!

— Может, и есть. — Бинго беспечно пожал плечами. — Мне-то на кой? Я так, в контур метил. Ты думай, думай, борода, — мне ты запретил, но сам-то не стесняйся. Я скажу, как близко подберешься к отгадке… горячо-холодно. Где этот «Ресторацио»? Пиво-то я этим охламонам сгоряча оставил, а уже давно хочется!

— Пока холодно, — буркнул Торгрим обиженно. — Там дальше налево. Что, так уж трудно правду сказать? Или это противно твоему обыкновению?

— Правду-то говорить на ровном месте? Еще как противно! Никакой народ, мне известный, таких вот правдорубов не терпит в своих рядах, непременно старается загноить всяким доступным способом. Незавидная участь!

— А у нас правда в чести! Мы, дети Морадина, честны и прямы, если уж кому откажем в соискании, то впрямую и наотрез, а не вот так — гадай сам.

— Это ли честное поведение — хвастаться своими народными ухватками, а чуть я начну их обсуждать — враз трясти примешься, как грушу! Что бы про вашу честность дуэргары сказали?

— Даже дуэргары не имеют повода упрекнуть дварфов в праздном бесчестии! Военные хитрости не считаются, ибо нарочитая диверсия не суть противное вранье, как и финт в схватке не суть неправда, а сугубо удар по бдительности!

— То есть врать, чтобы убить в спину, — можно и правильно, а прихвастнуть или там дорогу показать наобум — великий позор?

— Против врага всякое можно, а со своими честность — первое дело! — Торгрим ощутимо побагровел, даже осветил вокруг себя пространство яростным алым полыханием.

— Это ты загнул! Да признайся я Мастеру Боя Громелону честно и без прикрас, кто по ночам ссыт ему в сапоги, думаешь, мы бы с тобою тут сейчас разговаривали? Какие там ни свои, а сапоги завсегда превыше честности.

В сумерках поодаль метнулась тень, и Бинго инстинктивно в ту сторону покосился.

— Это нас никак грабить собираются?

— Меня уже собирались, после того как кошелем позвенел, внося предоплату, — запоздало проинформировал Торгрим. — Прямо не знаю, то ли у них в гостевом зале наводчик сидит, а то ли вообще на всех бросаются, которые оттуда выходят.

— Живые остались?

— И даже все. Я ж не гоблин какой, чтобы в угоду душегубским инстинктам против себя весь город настраивать! Нам ехать поутру, а случись разбирательство, кто тут по ночам людей крошит, скоро не выберемся.

— Дальновидный ты, — позавидовал Бинго. — Я б сперва убил, потом плакал. Нет, сперва бы убег в панике, потом бы вернулся и убил — вот как ты завещал, по-благородному, в спину, а уж потом… Это оно и есть?

Картина за ближайшим углом открылась живописнейшая — в промежутке меж стенами соседних домов, куда Бинго едва ли протиснулся бы бочком, нашлась куча-мала из копошащихся человеческих тел, с торчащими во все стороны руками, ногами и шляпами.

— Оно, — согласился Торгрим. — Уже почти что распутались. А ну-ка, для профилактики… — И могуче пнул ногой куда-то в середину кучи. Куча ответила сдавленным воплем и разноголосыми стенаниями и осела, словно оползень.

— Вот видишь, они к тебе по-честному, мол, отдавай деньги, а ты с ними немилостиво, — не упустил случая поддеть дварфа Бинго, нагнулся к куче и вытащил из нее полосатый колпак. — Этих-то ты за мирное население не сочтешь? Вертаться с полдороги и возвращать не заставишь?

76