Поход клюнутого - Страница 61

— Ты гляди, — подивился дварф, подстраиваясь частыми короткими шажками под размашистый, но неторопливый гоблинский ход. — Вроде и дурной народ, а какая сентенция!

— Чё-чё?

— К пути, говорю, отношение философское. Как к жизни! Иди, мол, куда идется, а когда дойдешь — не загадывай.

— Ого ж! — Бинго озадаченно покосился в небо. — Правда, что ли? Это мы сами так придумали? Э нет, не путай меня! При чем тут жизнь? Жизненная концепция у меня лично совершенно иная — иди, покуда не упрешься, а как уперся — разворачивайся в ту сторону, откуда пахнет лучше.

— И что, никто из ваших не посвящает свою жизнь единообразной прогрессии на выбранной стезе?

— Всяко бывает. Знаешь, как на тренировках по голове молотют? Вижу, знаешь, вона тебя как уплющили. С сего перепугу такими путями порой отправляются — с факелом не осветишь. Но в целом, конечно, большинство метливое. И кастерлевел оттого низкий, и аттак бонус кривой, зато сника почти у каждого.

— Не упонял!

— Семейный жаргон, золотое детство. Значит в приличном обществе: спиной не поворачивайся… а в лоб мы и сами не ходим. Которые ходили — тех еще в запрошлых веках повыбили.

Бинго оставил поводья, снова свернул на пошедшую лесом обочину, нырнул под дерево и вернулся обратно на дорогу, лучась победительством. В руке принес кривоногий, но развесистый гриб-подосиновик, который и предъявил товарищу с такой гордостью, словно сам его породил и вырастил.

— К ужину готовишься? — деликатно полюбопытствовал Торгрим, могучей своей волей усмиряя ёкнувшее при виде маневра сердце и давя желание посоветовать гоблину поместить добычу в такое место, где губительное солнце ее не достанет.

— «Не проходите мимо» — важный тезис, лежащий в основе всей нашей культуры… или бескультурия, это с какой стороны смотреть. — Бинго любовно подышал на красную шляпку и обтер ее о сравнительно чистую холку Рансера.

— А у нас заместо этого «не влезай — убьет».

— Кто убьет?

— Не влезай.

— Как же не влезать, когда проходить мимо мне заказано?

Дварф стоически запечатал варежку, подспудно ощущая, что хоть правота его и необорима, но против гоблина почему-то не работает. В конце концов, дварфийское племя никогда не ущемляло иные народы в праве на собственные жизненные установки. Возможно, именно не желая влезать из опасения, что убьют. Ну в самом деле, не зря же все сотворены разными, даром что одно пиво глушат и один воздух портят. Правда, и мелькнувшая поначалу там, в каталажке, авантюрная идея выстругать к концу квеста из Бингхама образцового дварфа, какого сэру Малкольму и ко двору нестыдно было бы представить, уже перестала сиять яркой вывеской и потихоньку свивала себе петельку где-то на задворках Торгримова разума. Самому бы с ним не огоблиниться.

— Подержи! — потребовал Бинго, перекинул Торгриму гриб и опрометью пустился опять в подлесок. Чутье на грибы у него с малых лет было экстраординарное, Мастер Зазеркалья даже как-то на полном серьезе расспрашивал его бабушку, не случалось ли ей согрешить с каким фунгусом, тем более что и рассудком паренек наводил на подобные подозрения. Бабушка, впрочем, сей факт наотрез (скорее наотмах — резать поленом оказалось не с руки) отвергла, и впредь племенной мудрец был в подозрениях осмотрителен, а в словах шепеляв, на радость Бингхаму.

Вот и в этот раз талант не подвел, и гоблин вернулся в строй с целым пучком опят. Рансер заинтересованно сунулся было носом в сторону хозяйского приобретения, но за своих Бинго стоял стеной и бесцеремонно подправил плечом завистливую конскую морду.

— Если так и дальше пойдет, то можно недурной отдых замостить в этих диких краях, — размечтался гоблин, пересыпаючи добычу с ладони на ладонь. — У нас-то вокруг кланового замка все повыгрызено за века, уже даже грибы поняли: чтоб не сожрали сразу, расти надо где подальше! А тут они непуганые, пейзане, видать, в эту сторону не гуляют — спорим, что к вечеру наберу полную… полное… полный шлем!

И ссыпал опята в свой топфхелм, до поры безмятежно приспособленный куполом вниз у седла. Потом отобрал у Торгрима первый гриб и бросил следом. Рансер обидчиво фыркнул, сердобольный гоблин недолго думая выломал у ближайшей осинки ветку с листьями и сунул коню под нос. Жеребец фыркнул и теперь еще и презрительно отвернул морду.

— Ну и мне больше достанется, — жизнерадостно ответил ему на это Бинго и впрямь зажевал с ветки несколько свежих листочков. — Чё таращишься, борода? Эдак лупетки повыскочут! Тоже хочешь? А самому сорвать слабо?

— А не потравишься?

— Все, что с дерева висит, можно кушать, — заверил Бинго авторитетно. — Проверено лично. Кроме… э-э-э… нет, даже это можно, но чёта какта таво, этаво… я еще не проголодался опосля сытного завтрака.

И показал веткой на то, что счел неаппетитным. Оказался прав — Торгрим тоже нахмурился и на всякий случай переместился поближе к своему седлу, на котором была пристроена любимая секира.

С раскидистого ясеня свисал в петле оборванный человек. Лицо его почернело и распухло, вываленный язык торчал неаппетитной полусгнившей колбасой, а босые ноги были снизу заметно погрызены каким-то небрезгливым лесным обитателем. Из приметного имущества в глаза бросалась только деревянная табличка, прицепленная за ворот дырявой холщовой рубахи.

— Буквицы, — констатировал Бингхам уныло. — Небось сингопальские.

— Зачем же? — Дварф прищурился на табличку, всячески стараясь не цепляться взглядом за искаженное лицо. — Вполне тутошние.