— Что еще не так? — осведомился сэр Малкольм совсем уж хмуро.
— Я вот не понял, что за ботва с воспитанием, — признался Бинго тревожно. — Ежели, это самое, за пожрать придется дырки на штанах заштопать и в носу не ковыряться, так я такого согласия не давал. Лучше жрать не буду!
И поспешно заправил в рот такой кальмот мяса, какого хватило бы на гуманитарную помощь небольшому королевству, при этом чуть не порвав себе щеки и сделавшись похожим на запасливого байбака.
— Не придется, — хмуро уверил Амберсандер. — Кому там важны твои штаны. Ты вот чего лучше скажи, Бингхам из рода Гого: этого вот дракона, — палец капитана нацелился на хвост, вьющийся по крутому гоблинскому плечу, — тебе ведь не за хороший аппетит накололи? Ты ж его честно одолел?
Бинго истово закивал: ответить иначе ему не давал туго набитый рот. Пожадничал и столько в него запихал, что ни назад ни вперед! Напрягся, перекосился от натуги, словно бы рассчитывая выдавить излишки через нос… Хорошо, если именно через нос!.. А руками тем временем принялся ткать в воздухе рассказ о победе над драконом. Объяснял он проворно, энергично, и то ли много врал, то ли использовал какие сугубо гоблинские сурдоидиомы, человеческому разуму недоступные, но скоро сэр Малкольм совершенно перестал улавливать суть рассказа. Окончательно запутался он примерно на том моменте, когда Бинго приложил дракона шеей о колено (шея дракона выходила толщиной с городскую колокольную вышку, но Бинго это не смущало). Попутно на поле боя появились еще то ли трое, то ли четверо крылатых ящеров, а некая дама, достоинств ну просто феноменальных, очутившаяся посреди разборки непонятно как и зачем, предприняла попытку избавиться от того единственного, что на ней еще было надето. То есть от тюрбана. Наверное, это должно было значить, что стало жарковато.
Врет? Было бы странно. Во-первых, татуировка — самая всамделишная, не шутка, не наспех масляной краской намалеванная картинка. Сэр Малкольм честным именем своим мог бы поручиться, что наколото рукой кланового умельца, Мастера Красоты. Какой еще народ мог эдак обозвать парня, исключительно умелого с иглами, пробойником и многочисленными кривыми ножами? В Аракане таких обычно палачами величают. Так вот, ни одному гоблину и в голову бы не пришло присваивать чужие заслуги: мало того, что каждому хватает своих, так еще и прибьют за присвоение! Во-вторых, ни один горный гоблин, виденный капитаном доселе, не умел врать, будучи поглощен едой. Вранье требовало какого-никакого, а полета фантазии, думать же в двух направлениях сразу гоблин не способен ни физиологически, ни ментально — у него вся сила разума уходит на то, чтобы определить, куда девать зубы при жевании. А учитывая, что приходится перемалывать Бингхаму, впору будет поразиться уже и тому, что он хоть что-то осмысленное ухитряется изобразить. По крайней мере, тюрбан у него получился вполне натуральный. И девица, в целом, живописная. Видимо, иностранка, раз все время руки в сторонке заламывала. Гоблинши, они такие, им только дай в потасовке поучаствовать…
Принесший тарелку с несколькими скорбномордыми селедками Блоп остановился у стола, зачарованно наблюдая за бешеной пляской Бингхамовых граблей.
— Ты это… запей, — посоветовал он благоговейно. — Легче провалится. И чего там потом было? Так и утащил оба сундука?
Сэр Малкольм возвел на него потерянный взор (он-то до сундуков не досмотрел), а Бинго решительно замахал руками и даже возмущенно запрыгал на лавке, и хозяин счел за благо ретироваться в безопасное отдаление. Гоблин же запоздало прислушался к мудрому совету, нацедил еще кружечку эля и с усилием влил малость в свою набитую пасть. Жевать сразу стало веселее, Бинго помахал рукой — мол, я свое, как мог, изложил, продолжай дальше ты. А сам приспособил лапы для запечатывания пасти. Не из деликатности — просто чтобы драгоценная жвачка не вывалилась.
— Хочу тебе предложить… совершить подвиг… — Сэр Малкольм на миг представил себе Бинго в добротных рыцарских латах, с осиянным лицом проезжающего по улицам столицы и салютующего горожанам лэнсом. Что характерно, под седлом гоблина состояла собственно его, сэра Малкольма, Клепсидра — и вела себя так покладисто, как с ней случалось только во сне. Горожане приветствовали героя. Мужчины кланялись ему навстречу, ломали шапки и высоко вздымали пивные кружки, а дамы, восторженно повизгивая, выглядывали с балконов и из окон и кидали гоблину букеты, надушенные платки, кружевные чепчики… и почему-то увесистые чугуны, норовя угодить ему точно по башке. Да и кому ж не захочется именно что тяжкой гирей в это грызло! Еще б арбалетчиков по крышам, тогда бы точно не ушел…
Физиономия Бинго, наполовину прикрытая ладонями, отразила встречный скептицизм. То ли он тоже напрозрел эти утюги и даже теоретических арбалетчиков, то ли посчитал, что в доспехах париться — как-то оно не по-гоблински, то ли попросту имел свое понимание слова «подвиг», и было оно далеко не радужным.
— Ну, понятное дело, хорошо оплаченный подвиг, — пояснил Амберсандер раздраженно. Уж чего-чего, а такого откровенного неприятия с самого начала он никак не ждал. Обычно эти горы мускулов хлебом не корми, дай куда-нибудь вломиться, кому-нибудь настучать по шее, отобрать мелкую, но ценную пакость и после похвастаться на всю деревню. А этот еще не послушал, какие условия, а уже в кусты!
Может, он эльф наполовину? У тех вообще такая военная доктрина: уклониться от призыва, порскнуть врассыпную по кустам и мелко пакостить из засады, в основном из луков. Называется «партизанская война». Потому бытует мнение, что хороший эльф — видимый эльф. Во-первых, если эльф видим — это уже значит, что он не выцеливает тебя из-за дерева. Во-вторых, видимого эльфа бить куда проще.